В каждой правде доля шутки. || Take my hand and let's end it all (с)
первым к этому фендому я... хм... сделал, как ни странно, не арт, а фанфик.
Сидел, несколько дней перечитывалкак оказалось, не зря))
Автор: ВолчийАнгел^^ (кавайный Лорд Сасори-кун)
Пейринг: Россия/Литва
Рейтинг: PG-15
Жанр: агнст
Дисклеймер: герои не мои, слова тоже придумал не я)
Размещение: с шапкой
Это такое странное ощущение, когда кто-то ласкает языком чувствительную кожу на шрамах. Как будто задеваешь зубной щёткой десну, из которой ещё не прорезался зуб. В любом случае, что-то наподобие. Литва уже давно привык к этому чувству, впрочем, как и Россия привык ощущать под языком слегка шершавую коросту.
Но Иван всё равно делает это, когда они остаются одни; но Торис всё равно вздрагивает, чувствуя прикосновения к своей спине, и, как в первый раз, стискивает зубы, когда Брагинский входит в него.
Литва не раз думал убежать. Бросить всё и убежать, к тому же Америке или к Польше, в конце концов, он почти серьёзно начал думать оставить мечты о независимости и примкнуть к какому-нибудь государству. Почти. Ведь у него ещё оставались гордость, и мечта, и… страх. Он буквально парализовал его тело каждый раз, когда Торис видел Ивана. И когда Иван вдавливал его в кровать – тоже. И даже когда всё заканчивалось, Литва неподвижно лежал на кровати, пока не захлопывалась дверь за уходящим Россией.
Иногда Торис вжимался в угол комнаты, обхватывал руками острые коленки и ненавидел свою слабость и бездействие. Нет, он не жалел себя и даже не плакал. Просто чувствовал спиной холодные твёрдые стены и слушал тишину, беспощадно сжимающую уши. В такие моменты всей своей тяжестью на него наваливалась безысходность. И Литва всё также молча заливался беззвучным криком.
А потом ему снилось детство.
Сидел, несколько дней перечитывал
Автор: ВолчийАнгел^^ (кавайный Лорд Сасори-кун)
Пейринг: Россия/Литва
Рейтинг: PG-15
Жанр: агнст
Дисклеймер: герои не мои, слова тоже придумал не я)
Размещение: с шапкой
Это такое странное ощущение, когда кто-то ласкает языком чувствительную кожу на шрамах. Как будто задеваешь зубной щёткой десну, из которой ещё не прорезался зуб. В любом случае, что-то наподобие. Литва уже давно привык к этому чувству, впрочем, как и Россия привык ощущать под языком слегка шершавую коросту.
Но Иван всё равно делает это, когда они остаются одни; но Торис всё равно вздрагивает, чувствуя прикосновения к своей спине, и, как в первый раз, стискивает зубы, когда Брагинский входит в него.
Литва не раз думал убежать. Бросить всё и убежать, к тому же Америке или к Польше, в конце концов, он почти серьёзно начал думать оставить мечты о независимости и примкнуть к какому-нибудь государству. Почти. Ведь у него ещё оставались гордость, и мечта, и… страх. Он буквально парализовал его тело каждый раз, когда Торис видел Ивана. И когда Иван вдавливал его в кровать – тоже. И даже когда всё заканчивалось, Литва неподвижно лежал на кровати, пока не захлопывалась дверь за уходящим Россией.
Иногда Торис вжимался в угол комнаты, обхватывал руками острые коленки и ненавидел свою слабость и бездействие. Нет, он не жалел себя и даже не плакал. Просто чувствовал спиной холодные твёрдые стены и слушал тишину, беспощадно сжимающую уши. В такие моменты всей своей тяжестью на него наваливалась безысходность. И Литва всё также молча заливался беззвучным криком.
А потом ему снилось детство.